Донское Казачество

Вопрос о происхождении казачества довольно долгое время является предметом многочисленных споров и обсуждений среди представителей самых разных областей – от политиков до священнослужителей, от членов казачьих диаспор до светил различных областей науки. Господствующими в общественном мнении и в исследовательской литературе на сегодняшний день являются две полярные теории относительно происхождения казаков и их становления как отдельной общности.

донское казачество

Первая из них, по меткому выражению доктора философских наук, профессора Института социологии РАН Игоря Яковенко, может быть смело названо «казенной». Дело в том, что суть этой гипотезы состоит в возведении казачества к некой вольнице беглецов из русских земель в так называемое «дикое поле». Согласно ей, якобы спасавшиеся от феодальной эксплуатации «искатели воли» (в основном, крестьяне и холопы), ушли в степи и создали к середине XVI века особую организацию – «казачество». Она постоянно подпитывалась новыми потоками переселенцев из Центральной и Западной России.

Эта точка зрения активно популяризировалась в советской идеологии, по известным причинам не любовавшей казаков и намеренно низводившей их до ранга беглых холопов, не приемлющих «каких бы то ни было прогрессивных идей». Увы, данная теория, десятилетиями насаждавшаяся в рамках школьной программы, настолько прочно засела в головах большей части российского населения, что и по сей день доминирует в общественном сознании. В данном случае казачество рассматривается как безусловно русская (или украинская) по происхождению группа, в ходе особых условий существования (пограничье, постоянные войны и набеги) выработавшая специфические черты: особую военную организацию, уклад, общинный быт и прочее.

Вторая теория, приверженцами которой являются не только непосредственно представители казачества, но и большое количество научных деятелей, считает казаков особым этносом (национальностью), возникшим еще в античную эпоху (в начале нашей эры) в результате смешения туранских, скифских, меото-славянских, аланских и прочих племен с торжеством среди них славянской речи. Подобная трактовка этнической истории во многом проливает свет на понимание своеобразной исторически сложившейся геополитической и социальной обособленности казаков от остального русского населения, а также объясняет их национальную самоидентификацию и культурно-бытовое своеобразие. Такие нетрадиционные («неказенные») подходы в изучении этнической истории позволяют не только по-новому взглянуть на казалось бы знакомые вопросы, но и делать предположения о некой национальной исключительности казаков.

*****

Пожалуй, несколько слов стоит сказать и о некоторых других, «промежуточных» теориях происхождения, становления и развития казачества. Так, например, некоторые исследователи склонны возводить его историю к взимаемой Золотой Ордой с покоренной Руси «дани кровью» - тамги. По их мнению, забираемые в Орду русские юноши использовались для охраны степных границ и несения ямской службы, воспринимая уже готовые формы военной и общественной организации степняков (монголов и половцев). Их потомки позже и стали казаками.

Автор ряда исторических книг Сергей Охлябинин относит первоказаков к авангардным отрядам монголо-татарских войск – «бессемейным удальцам». По его словам, «эти разведчики и стражи находились на регулярной службе у татарских баскаков, взимавших дань с русских земель, а спустя столетие, вместе с хозяевами, перешли на службу русским князьям, став особым родом войск».

Кто-то видит в казаках потомков рязанских и мещерских стражников, защищавших русские поселения от татарских набегов в эпоху господства Золотой Орды. Один из выдающихся исследователей истории казачества – Евграф Петрович Савельев считал казаков исконными обитателями берегов Азовского и Черного морей, Дона и Нижнего Днепра. По его мнению «остатки ордынских казаков, не присоединившиеся к киргизам – своим соплеменникам, образовавшим новое ханство, могли быть первым ядром, около которого копились русские беглецы. Скоро это ядро могло исчезнуть от безженства... и русское поколение ... остаться хозяином союза».

По утверждению крупнейшего российского историка Руслана Скрынникова, казачество возникло из слияния немногочисленных русских переселенцев с населением татарских станиц в степях. Лев Гумилев неоднократно подчеркивал происхождение терских казаков от хазар-христиан, а в целом возводит казачество к крестившимся половцам.

Уже упоминавшийся нами Игорь Яковенко убежден в том, что казачество возникло в результате половецко-русского смешения «при явном доминировании половецкого субстрата». По его мнению, антропологические (форма черепа, телесная конституция) и этнографические (особенности бытовой культуры и песни) данные выдают в казаках природных степняков.

Польский историк Кромер и русский князь Щербатов также видели в казаках остатки половцев. Вольтер в своей «Истории Карла XII» углядел в казаках корни татар. Карамзин, Соловьев и Броневский относили казаков к потомкам тюркского народа, жившего на юге России и известного под именем Черных Клобуков.

Согласно же гипотезе Ивана Каманина, казачество – есть ни что иное, как «исконное землевладельческое и земледельческое туземное южно-русское население, сознающее свою национальную особенность и преданное своей вере, которое, признав сначала добровольно власть татар, а потом, перейдя под владычество Литвы, при вторжении в его жизнь чуждых шляхетско-католических начал стало стремиться к обособлению, к выработке собственных форм; но вследствие отсутствия сильной власти центральной, соединенного польско-турецкого давления извне, постоянных смут внутри, оно вынуждено было развиваться лишь в многосторонней, обессиливавшей его борьбе, которая и составляет отличительную черту казацкой истории».

А вот профессор Куценко считает казачество своеобразной и «самобытной народной демократией..., превратившейся в служилое сословие». Историк Владимир Трут уверен, что принадлежность казачества к самостоятельной этнической группе и его характеристику как этноса (народа) вполне оправдана и не вызывает сомнений.
Польский хроникер Мартин Бельский, дядя которого был первым старшиной в казацком войске в начале XVI века, был уверен, что «казачество выделилось из народа, благодаря умственному складу и характеру некоторых лиц и условий жизни». В целом взгляд Бельского на казачество как на класс рыцарей разделяли также французский инженер Боплан, около 20 лет пробывший на Украине, и украинский летописец Самоил Величко. Историк Николай Костомаров видел в казаках мещан, которые ходили на юг сначала на промыслы, а затем из-за условий существования вынуждены были вооружаться и вести военный образ жизни. Исследователи Карпов и Тумасов связывают казачество с княжескими дружинами, а профессор Голубовский - с бродниками, которые еще в домонгольские времена (XI - XII вв.) занимали степные места.

Особой точки зрения на происхождение казачества придерживались профессор Владимир Антонович и самый крупный и авторитетный историк кубанского казачества Фёдор Щербина. Они связывали происхождение казачества с древнерусскими вечевыми общинами. «Несомненно, что казачество пришло на смену вечевого уклада народной жизни, хотя, разумеется, и под влиянием экономических причин. Жажда свободы и стремление к народоправству были прямым наследием вечевых порядков...», - писали ученые. Эта теория имеет своего рода отсыл на классику: Александр Сергеевич Пушкин считал казачество частью русского народа, развившей свою самобытность.

Того же мнения придерживался и известный русский историк Матвей Кузьмич Любавский: «Казаки – не остатки каких-то древнеславянских вольных общин на пограничье русской оседлости, а вооруженные артели промышленников, вытянутых из пределов этой оседлости пустотою степей».

Попытки идентифицировать казачество зачастую имели этимологическую подоплеку. Первыми с помощью этой методы еще в XVII веке выяснить вопрос казачьего этногенеза попытались поляки Пясецкий и Коховский. Вывод, к которому пришли исследователи, не поражает особой глубиной и, в общем-то, может вызвать заслуженную улыбку. Так, по разумению поляков, казаками (или козаками) назывались те люди, которые «на своих лошадях были быстры и легки как козы».

В XVIII веке, используя такой же чисто внешний филологический прием и основываясь на созвучии в названиях, исследователи начинают видеть в казаках остатки или потомков различных народов. Так Грабянка, а за ним Ригельман производили казаков от хазар. Ян Потоцкий видел в казаках потомков тех косогов, которых великий князь Мстислав Владимирович поселил в XI веке в Черниговщине.

По версии Татищева казаки, у русских людей именовавшиеся «черкасами», получили это имя себе от египетского города Черказ, жители которого переселились на Кавказ и стали называться косогами. Также с Кавказа – а именно из Гиркании (историческая область на Кавказе) – «выводил» казаков и украинский историк Петр Симоновский.
Подытоживая сей краткий экскурс, можно сказать, что при всех своих различиях, практически каждая из названных теорий и гипотез, не взирая на их различия, а порой и откровенные разногласия, имеет одну общую черту. Все они тем или иным образом подчеркивают своеобразие казачества, а вместе с этим и его явные отличия от остального русского населения.